Alex Fisher

Декабрьский воздух морозным не был. Он мог бы показаться таким лишь человеку, только что вернувшемуся из стран жаркого востока, а Алекс на своё счастье прилетел из Лондона. Работа в преддверии Рождества кипела, каждое уважающее себя издание пыталось заполучить его фотографии или даже его самого себе в личное пользование, и Фишер радовался, что его имя было уже достаточно известно, чтобы он мог позволить себе отказаться от тройки-другой заказов. Сами праздники у него уже были расписаны по часам, оранжевого цвета молескин пестрел записями о суперважных встречах, а сам он был настолько вымотан прошедшей недавно серией съемок на природе в условиях ветреной Шотландии, что выкроить хотя бы минуту спокойного времени было просто жизненно необходимо. Ну и, разумеется, важно было попасть к родным, подарить приготовленные заранее подарки.
Шелер был его родным городом и, как ни странно, - самым любимым. Алекс был искренне рад каждому своему возвращению сюда, рад был видеть знакомые улицы, сфотографированные им когда-то давно, зазубренные до последней трещинки стены старых домов каждый раз подпитывали его вдохновением, и иногда он доставал небольшую камеру, которую всегда носил с собой в небольшой сумке через плечо, и снимал-снимал-снимал. Это были те снимки, которые он ценил премного выше всех его коммерчески успешных портретов для журналов мод. И именно эти снимки были оберегаемы им больше остальных. Он подарил только два - отцу и матери. Те не жили вместе так давно, что дарить им общие подарки не представлялось возможным.
Естественно, стоило Алексу вернуться в Шелер, его тут же настигла главный редактор "Обсидиана" - очаровательная блондинка сорока пяти лет, умная, цепкая, с неизменным чувством стиля, отменным вкусом и прекрасными манерами. И все эти качества она бросилась испытывать на нём, едва он ступил вниз по трапу самолета. Впрочем, неудобства это не вызвало - заехать на пару часов в офис неподалеку от центра города было несложно. Смущало только то, что с дороги он чувствовал себя несколько помятым, но умница-секретарь Аманды исправила и это, принеся ему чашку неплохого кофе, чересчур крепкого, пожалуй, зато бодрящего. Она же сказала, что у Аманды внеплановое совещание, и та очень просила его задержаться. Ничего дурного в этом Алекс снова не видел - у него выдалась по-настоящему свободная минута на решение нескольких важных вопросов, плюс, он в кои-то веки действительно сможет допить кофе - потрясающее везение. Ещё и диваны в приемной оказались необычайно удобными. Правда, один край длинного, на четыре персоны, дивана уже был занят, но Фишер справедливо решил, что никак не сможет помешать уткнувшемуся в свои бумаги человеку. Студент, похоже. Аманда снова набирает практикантов? А он молодец - при костюме, она оценит. Улыбнувшись своим мыслям, он занял своё место и погрузился в молескиновый мир дат, сумм и имён.

Цифры отчего-то не сходились. Конечно, в целом все было неплохо, и все же Алекс понимал, что в этом году слишком мало работал для журналов, все больше его интересовали свои собственные проекты. Это отлично сказывалось на его опыте, но отрицательно - на финансовом состоянии. Беден он не был практически никогда, правда, довольно поздно начал зарабатывать сам, но родители никогда не ограничивали его ни в чем, полностью поддерживая желание развиваться творчески. И все же Фишер старался сам вести свои дела, не полагаясь на бухгалтеров и прочих посредников. Пока получалось, да и в периоды затишья было легко справляться, но суматоха перед праздниками обычно страшно выматывала его. В такие моменты Алекс горестно вздыхал, прощался с народом на неопределенный срок и уезжал в Шелер или, на худой конец, куда-нибудь в тихую теплую глушь вроде Арля. Перед самыми праздниками можно вырваться буквально на несколько дней, иначе вся денежная работа будет упущена. Алекс вытягивал себя этими праздничными пиками активности, в которые каждый журнал хотел заполучить знаменитость в лучшем виде. Это он умел, и именно за это ему платили бешеные деньги, которые он после мог смело пускать в оборот.
Вырвал из задумчивости голос сидящего рядом парнишки.
- Простите? Вы что-то сказали?
Взгляд Алекса метнулся следом за выпавшей, судя по всему, из портфолио, фотографией. Он чисто автоматически её поднял и присмотрелся. Чувствовался хороший вкус и умение видеть кадр. Свои минусы, конечно тоже были, та же экспозиция, например, очень страдала, но в целом снимок был очень и очень хорошим.
- Вы снимаете для "Обсидиана"?

От мальчишки веяло такой знакомой по собственному опыту неуверенностью. Сколько же тебе лет, парень? Двадцать? Двадцать с небольшим? Губы тронула понимающая улыбка, и Алекс поспешил перевести взгляд на фотографию, попавшую ему в руки. "А снято ведь и правда неплохо, - подумал он, - вероятно, если он всерьез задумается о карьере коммерческого фотографа, то у него не возникнет проблем с тем, чтобы найти работу."
- Внештатник, говорите? - удивился. - А почему не на полную ставку? Или у вас учеба?
Присмотревшись, Фишер задумался, а не преувеличил ли. Вполне вероятно, что парню и двадцати нет. Он знал людей, которые умудрялись до сорока выглядеть мальчишками, а вот те, кто выглядел старше своего возраста, попадались ему редко. Все-таки индустрия моды, в которой ему приходилось крутиться, была отнюдь не самым дружелюбным к старению обществом. О морщинах здесь задумывались с пятнадцати, а первые пластические операции делали, едва переступив порог совершеннолетия. Этот сумасшедший мир, пропогандирующий красоту как залог счастливой жизни, убивал все искреннее и живое. И людьми, которые сумели продержаться в сфере долго и не стать пластиковыми куклами, Алекс искренне восхищался. За таких же, как этот смешной блондин, он боялся. Если индустрия их не перемалывала в пыль, то они становились гениями, но риск был слишком велик. Наркотики, стрессы, загулы, принятые здесь как данное, были совершенно несовместимы с нормальным человеческим существованием. Алекс и сам знал об этом немало. Всего несколько лет назад он ходил на грани, опасаясь сорваться в самый неподходящий момент. Надо сказать, именно тогда Аманда была нужна ему больше, чем когда-либо, и она оказалась рядом. Фишер не уставал восхищаться этой женщиной и искренне был предан ей и, отчасти, - её делу.
- Вы простите, что я так любопытен. И что не представился. Алекс Фишер, - он протянул руку и в очередной раз улыбнулся, только теперь уже глядя в глаза.